Несколько критических замечаний к недавней статье Кучкина.

Кучкин, Владимир. Завоевание Руси Батыем // Российская история. Москва: Отделение историко-филологических наук РАН, 2020. № 4. С. 3–30.

«Решение о походе ... было принято на курултае наследников Чингиз-хана, состоявшемся в конце 1235 г. в Талан-дабэ» (с. 3).

Ссылка на источник, откуда были взяты данные о дате проведения курултая, по всей видимости, отсутствует по причине отсутствия таких данных. Как бы то ни было, анналы Угедея в «Юань ши» и Джувейни подразумевают, что курултай прошел весной 1235 года. Это же косвенно подтверждает запись Рикардуса о первом восточном путешествии доминиканца Юлиана.

«Поход возглавил старший из живших сыновей Джучи, первенца Чингиз-хана, Бату (Батый русских источников)» (с. 3).

Бату был вторым сыном Джучи. Орда, вторгнувшийся позже в Польшу, был старшим братом Бату.

«Вместе с ним великий хан Угэдэй отправил на запад ... племянников Менгу-хана, Бучека, Бури и Байдара (ссылка на Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. М.; Л., 1941. С. 34)» (с. 3).

В данном месте Рашид ад-дин ошибается, но в другом месте он корректно указывает, что Бури был внуком Чагатая, то есть внучатым племянником Угедея.

«Интересно одно европейское известие XIII в. В письме венгерского монаха Юлиана, адресованном епископу Перуджи (Италия), сообщается, что “татары утверждают также, будто у них такое множество бойцов, что его можно разделить на 40 частей, причём не найдётся мощи на земле, какая была бы в силах противостоять одной их части. Далее говорят, что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших (воинов) их закона в строю. Далее говорят, что женщины их воинственны, как и они сами” ... Его послание епископу Перуджи сохранилось в трёх вариантах, и лишь один из них содержит приводимую цитату о численности монгольского войска. Цитата исторически достоверна в тех частях, где говорится о составе войск» (с. 4).

Эта сомнительная приписка в поздней копии послания Юлиана  в ватиканском кодексе 14 века является дословным заимствованием из третьей версии отчета о «деяниях царя Давида», то есть о хорезмийской кампании Чингисхана (1219–1222).

Юлиан был доминиканцем. Обычно братьев-мендикантов не принято называть монахами.

«Юлиан обращался к епископу Перуджи после того как побывал в Волжской Булгарии, покорённой монголами в 1236 г.» (с. 4).

Брат Юлиан адресовал свое письмо Сальвио Сальви в 1238 году по возращению из своего второго восточного путешествия, во время которого он не смог достигнуть Волжской Булгарии, которая уже была разорена монголами. Последний факт упоминается у Кучкина, но он почему-то не сопоставляет его с первым утверждением.

«Относительно монгольских послов следует иметь в виду, что их миссия была обычным приёмом завоевателей, сначала проводивших дипломатическую разведку, а затем обрушивавшихся на противную сторону» (с. 5, прим. 9).

Неясно, что здесь имеется в виду под дипломатической разведкой, но брат Юлиан привез в Венгрию безоговорочный ультиматум с требованием подчинения.

«Следовательно, подготовка для нападения на Русь заняла у монголов более года, и, разбив Булгарию, они двинулись на запад не сразу, а после значительной передышки в степях, скорее всего, Нижнего Поволжья» (с. 9).

Передышка была поздней весной и летом 1237 года, однако монголы потратили перед этим немало сил для завоевания Нижнего Поволжья, подчиненного кипчакам-улберли.

«Возглавившие защиту города (Владимира) сыновья Юрия Всеволод и Мстислав погибли при штурме, их тела позднее обнаружили за городскими стенами» (с. 10).

Здесь хорошо было бы также упомянуть альтернативную версию Галицко-Волынской летописи, по которой Всеволод вышел вместе с небольшой дружиной на поклон к монголам до штурма города, надеясь спасти свою жизнь. Это также объясняло бы, почему его тело было позднее обнаружено за городскими стенами, как и кратковременность штурма Владимира.

«ведь главный смысл их военных походов заключался не столько во властвовании, расширении управляемой территории, сколько в обогащении: Фома Сплитский отмечал, что монголы “завоёвывают мир не из жажды власти, а из страсти к наживе”» (с. 12 и прим. 45).

Здесь имеет место искажение сведений источника в стремлении доказать свое сомнительное утверждение: Фома Сплитский в данном месте описывает военный совет во главе с королем Белой IV, где принималось решение о дальнейшей стратегии против монголов, и приводит здесь не свое мнение, а тех «оцепеневших от чрезвычайного страха» советников, которые предлагали отступить от монголов, уверяя, что они ограничатся грабежом и уйдут. Более позднее появление корпуса Кадана в Хорватии показало со всей очевидностью ошибочность этого мнения.

«исследователи, называя голод причиной отказа монголов от наступления на Новгород, забывают о том, что монголы по сравнению с европейцами представляли в XIII в. совсем иную цивилизацию ... Можно допустить, что к 10 апреля Новгород был бы взят, а монголы начали бы отступление и через неделю оказались в районе верхневолжских озёр. Но здесь началась бы распутица, и тогда монгольское войско, лишённое провианта, через 10—15 дней неминуемо погибло бы» (с. 13).

Здесь явное противоречие собственным же соображениям.

«список Псковской III летописи сохранил известие, согласно которому на следующее лето после взятия монголами Рязани и Владимира “Переславль Рускии взять бысть в средокрестныя недели в четверг, месяца марта 3”. В 1239 г. пасха приходилась на 27 марта, а средокрестная неделя (семидневка) — на 28 февраля — 6 марта. Следовательно, 3 марта 1239 г. действительно было четвергом средокрестной недели ... Дата события точная. 18 октября в 1239 г. было вторником. Подробности взятия Чернигова кратко описаны в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях» (с. 16).

Галицко-Волынская летопись как раз указывает на одновременное нападение на Переяславль и Чернигов, и упоминание в летописи участия Мунке в этой кампании противоречит датам 3 марта и 18 октября 1239 года: зимой 1238/9 года Мунке возглавлял кампанию против черкесов, и зимой 1239/40 года он участвовал в нападении на алан Северного Кавказа. В обоих случаях Мунке никак не успевал оказаться на левобережье Днепра. Вероятнее всего, оба города пали летом 1239 года.

«Думается, окончательно вопрос решается сообщением современника событий 1240 г. магистра Рогерия о том, что “во время, близкое к Рождеству Господню, стало известно, что татары опустошают смежные с Русью границы Венгрии”. В XIII в. Рождество у католиков, как и у православных, отмечалось 25 декабря. Если Киев был взят 6 декабря 1240 г., то монголы не успевали до 25 декабря дойти до венгерских границ» (с. 17).

Опять же здесь имеет место искажение сведений источника в стремлении доказать свое предположение: магистр Рогерий пишет о слухах о появлении передовых монгольских отрядов, а не всей армии Бату, вблизи границ Венгерского королевства. Далее Кучкин, предсказуемо, умалчивает указание Рогерия на то, что Бату временно оставил нетронутой приграничную территорию на расстоянии четырех-пяти дней пути в преддверии вторжения в Венгрию.

«Если Галич был последним в этой цепочке (далее монголы вторглись в Венгрию, а это произошло до 25 декабря 1240 г.), то к самому концу 1240 г. завоевание Батыем Руси было закончено» (с. 18).

Магистр Рогерий ясно пишет о том, что монголы прорвались через Верецкий перевал в Венгрию 12 марта 1241 года. Однако Кучкин уже увлекся идеей о монгольском вторжении почти на три месяца раньше...

«Следует заметить, что монголы во времена Чингиз-хана и его ближайших преемников были язычниками, огнепоклонниками...» (с. 19).

Язычниками монголов называли синхронные источники, но сейчас их корректнее называть приверженцами традиционных кочевнических верований. В любом случае они не были огнепоклонниками.

«Фома Сплитский вспоминал, как хан Кадан...» (с. 20).

Кадан, как и все прочие Чингисиды, принявшие участие в Западном походе, не был ханом.

«и в полях под Киевом даже спустя несколько лет продолжали белеть кости загубленных завоевателями людей» (с. 20).

Отсылка к соответствующей цитате из «Истории монголов» Иоанна де Плано Карпини. Кучкин уверяет, что речь здесь идет о свидетельстве брата Иоанна 1246 года. Тем не менее ему не приходит в голову проверить тот факт, что в 1246 году брат Иоанн путешествовал из Киева по льду Днепра и делал это зимой. Разумеется, брат Иоанн мог видеть эти кости только на обратном пути, поздней весной 1247 года.

«Какие же заключения можно сделать из приведённых данных? Прежде всего можно говорить о громадных людских потерях, понесённых населением Руси в годы монгольского завоевания. Эти потери ощущались сразу же после того, как монголы прекращали свои боевые действия ... Осенью 1239 г. Ярослав Всеволодович предпринял поход на Смоленск, захваченный литовцами. Смоленск был освобождён, а князь Ярослав “сам со множеством полона с великою честью отиде в своя си”. И в этом случае важным результатом похода стал захват большого числа пленных. Очевидно, что такие действия Ярослава Всеволодовича объясняются стремлением пополнить убыль населения Волго-Окского междуречья, сильно пострадавшего от монголов» (с. 20–21).

Здесь все ясно без комментариев.

«Чтобы иметь действительное представление о масштабах разгрома южных княжеств Древней Руси монголами, необходимо привлечь данные более позднего времени, отразивших численность городов на территориях, занятых в домонгольское время названными выше семью южнорусскими княжествами. Источники, где перечисляются города на достаточно больших географических пространствах, в послемонгольское время единичны. Они появляются только в XV в. Тем не менее их приходится использовать для воссоздания процессов упадка или даже полного уничтожения старых русских городов» (с. 22).

Никто собственно не принуждает использовать источники, написанные через два столетия после Западного похода. Мало того, это ошибочно делать методологически. Дальнейшие рассуждения на последующих нескольких страницах поэтому не имеют особой академической ценности.